На вопрос, трудно ли ему быть сыном своего отца, Максим Никулин отвечает: нет. Потому что он не стал артистом или клоуном — он стал менеджером, и ему не надо тянуться за великим Юрием Никулиным. Можно просто оставаться самим собой.
О том, чем отличается современный Московский цирк на Цветном бульваре, какие заложенные отцом традиции в нем остались, почему цирковые дети часто лишены жизненного выбора и почему клоунада считается самым сложным цирковым жанром, рассказал в интервью директор знаменитого цирка Максим Юрьевич Никулин.
Почему ребенок не может быть клоуном
Это интервью мы записывали в Артеке, в день, когда там завершался фестиваль «Дорога к цирку». Его проводит благотворительный фонд Юрия Никулина «Цирк и милосердие», задача которого – помогать ветеранам цирка и продвигать талантливую молодежь. Победители этого фестиваля, который проходит уже третий год, находят себе работу в самых известных цирках России.
— Дети, которые с нами начинали, хотя они еще маленькие, уже работают в профессиональных взрослых программах. И в Казанском цирке работает наша прошлогодняя победительница, и замечательная девочка Камилла Степанова, которая золотой приз взяла. Она сегодня – только вдумайтесь! — финалит программу Московского цирка на Цветном бульваре. По законам жанра это обычно хищники, слоны, или воздушный полет, что-то такое массовое, джигиты. А она маленькая девочка, ей 11 лет всего, и она заканчивает программу.
Гимнастка Камилла Степанова, номер которой включает эквилибр с голубями, заканчивает цирковое шоу «Матрешки», как самая маленькая матрешка. Это логично и очень красиво, взрослые люди аплодируют со слезами на глазах, подчеркивает Максим Никулин.
Среди участников фестиваля есть юные гимнасты, жонглеры, фокусники и даже силачи, но нет клоунов, говорит он. Их и не может быть.
— Клоун — это философия, это внутренняя позиция, это опыт жизненный. Понимаете, заставить людей смеяться над собой и вместе с собой – для этого надо прожить какое-то время, понять что-то в себе, понять, что происходит между людьми. Клоунада – это самый сложный цирковой жанр. Ребенок не может быть клоуном, да и не всякий взрослый сможет. Этот курс есть в цирковом училище, и бывают смешные ребята, но этому не научишь. Это либо есть, либо нет. Надо родиться клоуном.
Раньше становятся на руки, чем на ноги
Сам Максим Никулин благодарен родителям за то, что в детстве его оставляли с бабушкой и не возили с собой на гастроли. Потому что…
— Раньше дети, которые родились у цирковых, они с детства разъезжали с цирком и просто не видят другой жизни, других возможностей. Они не могут нормально учиться в школе. Дети цирковые становятся раньше на руки, чем на ноги, и все, они обречены, а быть обреченным это, плохо, неправильно. Сегодня те, кто работает в манеже, ищут отходные пути, потому что век артиста циркового недолгий, силовые жанры — это 40 с небольшим лет, а через 40 лет — мало того, что пенсионер, ты еще и инвалид. Потому что цирковой мир жестокий во многом. Это сломанные кости, это позвоночник ссыпающийся, это порванные ахиллы, это разбитые мениски. Это издержки профессии.
Чтобы оставаться в этой профессии, надо ее очень любить, говорит Максим Никулин. Она такая же рискованная, как у летчиков-испытателей, полицейских, военных или спасателей. Сам он когда-то осознанно сделал другой выбор и стал журналистом, много лет вел программу о цирке на канале «Культура», и только потом пришел в цирк. Но не артистом, а менеджером – сначала помогал отцу, потом стал руководителем его цирка на Цветном бульваре. Вот уже 25 лет он руководит им без Юрия Никулина.
Его называли Дедом
— Для нас важнее всего то, что мы умудрились сохранить ту атмосферу, тот дух, который был в цирке на Цветном бульваре, когда им руководил Юрий Владимирович Никулин. Это очень сложно описать. Я не люблю слово «аура», скорее какая-то такая добрая энергетика. Это цирк, где все друг с другом здороваются. Для нас самое главное — мы об этом не говорим, но все думают об одном — если бы с нами сегодня был «Дед», как его в цирке называли, главное, чтобы ему не было за нас стыдно.
— Да, за глаза. Но он об этом знал, и ему это нравилось, потому что это звучало по-семейному. А меня называют Юрьичем, и мне это тоже нравится.
— Никогда. Я не тянулся к публичности, я всегда понимал, что во мне нет этого. Я не артист. Я и публичным человеком, в принципе, стал благодаря телевидению. У меня другая профессия. А выходить в манеж или на сцену, или в кадр — это не мое, меня никогда это не манило. Вы знаете, человек творческой профессии, любой, он ведь творит не потому, что хочет творить, а потому, что они не могут не писать, не рисовать, не играть. Есть потребность что-то рассказать людям, чему-то научить, чем-то поделиться. Вот это должно быть в человеке, который занимается тем или иным видом искусства, творчества. А если этого нет, то и не надо стараться стать тем, чего нет.
— Да нет. Понимаете, я же не артист, никто не сравнивает, никто не говорит — вот папа-то был, а этот куда лезет? Поэтому я менеджер, у меня другая совершенно профессия, другая задача. Когда я был журналистом, когда работал на телевидении, тогда я думал, что построил свою жизнь. Я уже тогда считал, что мне доказывать нечего и некому, я себе все главное уже доказал. А сейчас тем более смешно, мне 68 лет…
— Очень хорошим. Понимаете, я не люблю ярлыков. Вот когда говорят об отце, что он был великий клоун или артист, я никогда не соглашаюсь. Он был очень хорошим, профессиональным клоуном, очень смешным, но не нужно забывать, что рядом с ним, в одно время с ним были и Олег Попов, и Карандаш, и Леонид Енгибаров, и многие другие. Говорят, что онбыл великий киноактёр – но он не был великим киноактёром. Да, он был замечательным, профессиональным киноактёром, которому удавались и драматические, и комедийные роли, но рядом с ним были и Папанов, и Смоктуновский, и Миронов, и этот список можно продолжать.
— Нет. Он был великим человеком. Его за это любили. И не за образ клоуна Юрика, и не за Балбеса у Гайдая, и не за Лопатина у Германа, а за человечность, которая была в каждой его роли, в каждом выходе на манеж. За искренность, честность, любовь, милосердие, желание и возможность помочь. Этого всегда не хватает, а в нем это было в избытке. Вот за это его любила вся страна и продолжает любить.
— Он был везде одинаковый, и дома, и на работе, и в цирке, и в кино. Он не играл, он жил жизнью своих героев. Он вел себя в кадре или на манеже так, как он сам повел бы себя в той или иной ситуации. Это квази-искренность, это высший пилотаж.
Спасибо, что читаете наши новости! Не забудьте подписаться на Телеграмм-канал!
Ваш комментарий будет первым